СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

Все дальше уходит в историю Великая Отечественная война, все меньше остается тех, кто пережил войну, кто знает и помнит о военных годах.
В 2005 году, готовясь к 60-летию Победы, наша библиотека оформляла первую музейную экспозицию, мы собирали документы, фотографии и записывали воспоминания жителей Пашии.

Я предлагаю читателям газеты воспоминания Галины Александровны Стерляговой, которая всю войну проработала на Пашийском заводе. Я записала их в 2005 году.

Им было тогда по семнадцать,
Девчонкам поры грозовой
С врагом не пришлось им сражаться
Их брали на фронт трудовой.

Их девичьи руки грубели
От гари и стружки стальной
Они не носили шинели
Но были в страде боевой.

Их молодость кончилась рано,
Нелёгким был жизни маршрут.
Горят на груди ветеранов
Медали « За доблестный труд».

«Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд». Они действительно из одного металла, эти медали. Медаль за подвиг, совершенный на фронте, и медаль за самоотверженный труд в тылу. Это был тоже подвиг – подвиг стариков, женщин, молодых девушек, ребят-подростков, подвиг всех, кто пережил военное лихолетье.
В июне 1945 года была учреждена медаль «За доблестный труд в годы Отечественной войны».
В июне1946 года первая группа рабочих Пашийского завода и Пашийского леспромхоза была награждена медалью за трудовой подвиг в годы войны. Среди них Геннадий Александрович Соколов, Елизавета Александровна Зайцева, Владимир Сергеевич Субботин, Анна Ивановна Лабутина, Евдокия Константиновна Конфетчикова, Илларион Федорович Батуев, Нина Ивановна Жукова, Антонида Викуловна Пешкова и многие другие.

Медалью «За доблестный труд» в 1946 году была награждена и Галина Александровна Стерлягова, всю войну проработавшая на Пашийском заводе.
О том, как работал завод и жил поселок Пашия в годы войны, вспоминает Г.А. Стерлягова:
« В 1940 году я закончила 10 классов, на лето устроилась работать к геологам и даже при промывке породы нашла алмаз. За это меня премировали – подарили штапельный отрез на платье. Осенью поступила учиться в Пермь на одногодичные курсы учителей немецкого языка. Нас в тот год из Пашии поступило много девушек — кто на историю, кто на математику. Учителей в нашей школе не хватало.

Мы как раз сдавали экзамены, когда началась война. Помню день 22 июня. Это было воскресенье. Мы с подружкой пошли на рынок за картошкой. Видим, по дороге строем идет много мужчин — в основном молодых парней. Мы еще удивились, куда это их повели? Помню, ребята нам крикнули: девушки гуляйте, да нас не забывайте! Мы с подружкой засмеялись им в ответ.

О том, что началась война, узнали после обеда, когда уже пришли в общежитие. Экзамены сдали. В Чусовом распределили меня в посёлок Сараны учителем немецкого языка, но когда я туда приехала к сентябрю, все места в школе были заняты, потому что в поселок приехало много эвакуированных. Тогда мне разрешили остаться в Пашии.
Семья у нас большая была. Отец больной — он воевал и в первую мировую войну, и в гражданскую — его на фронт не взяли, а старшему брату Михаилу в первые же дни принесли повестку. Он военным был, танкистом. В самом конце 1940 года с Финской войны вернулся. 8 марта женился, а в июне война началась. Первые месяц или два он вел занятия с молодыми парнями, обучая их военному делу, потом ушел на фронт. Занятия эти проходили на поселковом стадионе, сейчас на этом месте школа. Надо сказать, что у нас только из близкой родни воевало на фронте 12 человек, а вернулось двое – мой брат Михаил без ноги, да сродный брат Павел Кошков без глаза. Михаил всю войну прошёл. Лейтенант, командир танка, а тяжело ранило его в самом конце войны, 29 апреля 1945 года.

17 сентября 1941 года я поступила работать на Пашийский завод. Нас тогда молодёжи много на завод пришло, из отдела кадров почти всех отправили в помольный цех. В это время готовили к пуску цементную мельницу. Помню, как её запустили. Тяжело было — в цехе в основном девушки по 17,18 лет. По 12 часов работали, а иногда и больше, без выходных. А сколько радости у нас было, когда первый цемент пошёл! Его сразу в военных эшелонах отправляли на фронт.
Вместе со мной тогда работали Константинова Римма, Субботина (Писева) Валя, Некрасова (Кожевникова) Зина, Власова (Тиунова) Соня, Окулова Маша и другие — не всех уже сейчас и помню. Слесарями работали Бок Андрей, Стерлягов Витя. Мельником был Долгополов (или Долгопол), эвакуированный с Украины — он был инвалидом, хромал. Помощниками у мельника работали Мария Тюрнина, Зина Некрасова. Механиком цеха был Михаил Александрович Субботин — тоже инвалид.

Никаких механизмов в цехе еще не было, работали в основном все вручную. Нас с Риммой Константиновой поставили к упаковочной машине. Паковали мешки, таскали их на спине в вагоны. А мешки-то были по 50 кг! За смену так наработаешься, что домой еле идешь, а дома еще дел сколько. Воду с Вижая носили, колонок в поселке тогда еще не было.
Правда, в помольном цехе я проработала совсем недолго. Наверное, через месяц меня перевели в лабораторию контролером по цементу. Так в лаборатории я и проработала всю жизнь до выхода на пенсию в 1979 году.

Память сохранила очень многое из тех военных времён. Помню, летом 1942 года нас трех девушек из лаборатории отправили за песком в песчаный карьер на Всесвятскую. Песок был нужен для испытания цемента. Рано утром мы трое: я, Неустроева (Дружинина) Надя, Шимагонова Фрося, взяв рюкзаки, отправились пешком по трассе на Всесвятскую за 20 км. Дошли, нагрузили песком рюкзаки — наверное, килограммов по 30-40, а обратно идти сил нет, уставшие, голодные. В это время на станции эшелон с солдатами остановился, везли куда-то солдат в товарных вагонах. Попросились мы к ним, обрадовались, что доедем до Пашии, а поезд-то на нашей станции не остановился. Что делать? Говорим солдатам, — давайте выкидывайте нас из вагона. Сначала они рюкзаки наши выкинули, а потом и нас по очереди. Как-то все обошлось, ушиблись только сильно. Поднялись мы, пошли искать рюкзаки и несли их еще до «Ветки» километра три, а там уже до лаборатории на паровозе доехали.

Еще помню такой случай. Было это зимой 43 или 44 года. Несколько дней мело — занесло железную дорогу на Вильву, паровозу не проехать, метра два снегу нанесло. Доменная печь тогда работала на древесном угле, и возили его в основном с Вильвы — там углевыжигательные печи стояли. Собрали тогда из всех цехов, где можно было, комсомольцев, и отправили дорогу лопатами чистить. А это 30 километров. Несколько дней мы гребли, за нами паровоз с вагонами ехал. В первый день до Северной догребли, на второй день до Зыковского, на третий до Боровухи, а там уж до Вильвы на четвертый. По дороге еще сушняк для паровоза рубили. Как вынесли всё? Голодные, хлеба не было, из дома взять нечего, одежда за войну вся износилась, уже рваная и штопаная много раз.

Сбегаем в лес, нарвем рябины — а ее в тот год в лесу много было — наедимся, запьем горячей водой и дальше гребем. Догребли до Вильвы, и все свалились прямо в депо на пол вповалку от усталости, отдохнули немного. Вильва сама голодная. Вскипятили нам воды, попили мы кипятку и пошли вагоны грузить, а вагоны угольные высокие. Вильвенские женщины нам помогали. Нагрузили вагоны, залезли в них, раскопали ямки, улеглись, так и доехали до завода. Поставили вагоны в угольный сарай, вылезли все черные — только глаза, да зубы блестят. Смеемся друг над другом, хохочем. А нам еще и разгружать их пришлось, тогда только по домам отпустили.
Для лаборатории мы сами дрова заготовляли. После смены шли в лес, пилили деревья, обрубали ветки, распиливали на чурки, а потом кололи. Хоть и считалось, что работали мы в лаборатории, а посылали нас везде — работать-то было некому. Месяцами работали в доменном цехе на шихтарнике на разгрузке руды. Бригадиром был Павел Иванович Ветошев. Помню, часто он нас просил после смены: «Бабы, девушки останьтесь еще, поработайте, печь не полная», а мы так уже 12 часов отработали, а куда было деваться? Оставались. Давали нам иногда за это талоны на дополнительное питание. Придешь в столовую, нальют подсоленной воды, а в ней несколько штучек чечевицы плавает, вот и все дополнительное питание. На «Ветке» (или её еще называли «Перевалочная база») на разгрузке и погрузке вагонов тоже постоянно работали. Особенно тяжело зимой было, когда руда мерзлая. От завода тогда шла узкая колея — вот и приходилось все перегружать.

Еще в подшефный колхоз отправляли работать. Как-то много нас молодежи отправили картошку убирать. Целый день за картофелекопалкой не разгибаясь ходили. Я тогда с Грищенко (Сафиулиной) Ольгой в паре работала. Стемнеет — испечем на костре картошки, наедимся и спать. Спали в заброшенном доме, одну фуфайку постелем, другой укроемся, кулак под голову. Наработаешься — мигом заснешь. А утром в 8 часов опять на поле.

Когда остановили доменную печь на ремонт, многих заводских рабочих перевели временно в Пашийский леспромхоз на заготовку дров. Была дана норма — 2 кубометра дров на человека в день. Это был февраль, март, апрель, по-моему, 1943 года.

В нашей бригаде была я, Тоня Осколкова (Бок), Вера Кусакина (Малышева), Надя Неустроева (Дружинина), Константинова Римма. Дерево надо было огрести, обтоптать. Сначала подпилим, а потом толкаем все вместе, пока не упадёт. В первое время мы выполняли норму, а потом уже обессилили, не могли пилить норму. На карточки нам давали по 700-800 граммов хлеба, а когда не стали норму выполнять, оставили только по 500 граммов. Перед тем, как уехать в лес — а увозили нас километров за семь на паровозике, на открытой платформе — зайдем в столовую, получим свою норму. Кто-то сразу съест эти свои 700 -500 грамм, кто-то разделит, или пока едем, съест. Сами пилили дрова двуручной пилой, сами их грузили на платформы, сами и разгружали на Сысоевском — там были углевыжигательные печи.

Отправляли нас и на ремонт доменной печи — месили глину, подавали глину и кирпичи каменщикам.

Кто тогда со мной работал в лаборатории, никого уже и в живых нет. Может я и ошибаюсь, но по-моему, только Нина Жукова (тогда у неё фамилия Костарева была) жива.

Голодные, холодные, надеть было нечего, а все равно молодость свое брала. Ходили в клуб, где была самодеятельность, я сама в хоре пела. Раненые из госпиталя тоже выступали на сцене и на танцы приходили. Когда кино показывали, полный зал набивался. Танцы устраивали под духовой оркестр и под пластинки. Духовой оркестр в клубе был хороший. А еще под духовой оркестр провожали на фронт на станции «Нижние весы». Там же встречали вернувшихся с фронта солдат. Об этом, наверное, еще старые люди помнят. Народу всегда собиралось много — все надеялись своих встретить.

В начале войны в поселке были курсы медсестер, связистов и телефонистов. Я окончила курсы связистов и была военнообязанной — так и жила без паспорта до конца войны. Курсы были в школе, учил нас Иван Павлович Лукин — он пришел с Финской войны. В конце 1941 года его взяли на фронт, он был ранен и попал в наш Пашийский госпиталь. После ранения несколько месяцев долечивался дома, затем опять был призван, и умер во фронтовом госпитале от ран в 1944 году в Карелии.
На курсах нас училось человек 25. Многих потом взяли на фронт, многие погибли. Меня три раза призывали в Чусовской райвоенкомат, но возвращали обратно. Первый раз вернули потому, что семья большая, отец больной, да и брат уже был на фронте. А почему еще возвращали, уже и не помню…

Хорошо помню госпиталь. Это был 1942-43 год. Нас, комсомольцев, обязывали ходить в госпиталь помогать. Мы кололи дрова, носили воду, мыли полы, стирали. Домой приносила бинты, стирала их, кипятила, гладила утюгом, сворачивала и уносила в госпиталь. Ставили для раненых концерты. Все это мы делали после смены. Комитет комсомола устраивал для нас встречи с ранеными в старом здании поселкового Совета.

Многие раненые потом остались в Пашии. Это Первий, Писев, Голубев, Петраков — наши девушки вышли за них замуж. Помню, ребята после работы тянули к одному из зданий госпиталя по улице Свердловской железную дорогу, чтобы было удобно раненых подвозить.
В госпиталь мы носили молоко, это было обязательно для каждой семьи, сдавали и другие продукты. Носили просто гостинцы. Дома вязали варежки с двумя пальцами, шерстяные носки, шили кисеты и отправляли посылки на фронт. Иногда в посылки вкладывали небольшие записки, конверты. Однажды мне пришла с фронта открытка от солдата, который, наверное, получил нашу посылку. Я и сейчас храню эту открытку.

9 мая 1945 года я работала в ночную смену. Радио было включено, и в 5 часов утра объявили, что закончилась война. Я быстро сделала анализ и побежала домой сказать своим (жили мы на улице Заморина), что закончилась война, оббежала еще всех соседей и опять прибежала на работу. Утром сдали смену, и пошли все на митинг, который начался у клуба. С утра немного моросил дождь, было пасмурно, но тепло, я помню, в одном платье была, потом солнце выглянуло. Народу собралось много — казалось, вся Пашия собралась. Выступал директор завода, начальники цехов, фронтовики — много было выступающих. Все радовались, обнимали друг друга, и плакали — кто от радости, кто от горя. Во многие дома за годы войны пришли в Пашию похоронки, а в некоторые и не по одной.

Как это люди все вынесли, как пережили эти четыре года, до сих пор в голове не укладывается. Помогали, поддерживали друг друга. Народ тогда добрее был. Голодно жили, но никто не воровал, двери на замок не закрывали. Вот только крапиву младшие брат и сестры бегали рвать у чужого огорода, чтобы своя подросла побольше, а пиканы мама им не разрешала на чужой меже рвать. Наша семья ещё как-то выживала, у нас корова была, была и лошадь, но ее забрали, выдали справку, что лошадь мобилизована на фронт. Правда, нам потом сказали, что довезли ее только до Чусового, а там зарезали. У старшей сестры Лиды муж Кошков Виктор Афанасьевич погиб под Сталинградом в ноябре 1942 году. До войны он работал председателем поссовета. Она осталась с 4 детьми — старшей было 7 лет. Средняя сестра Тоня жила под Ленинградом и приехала в Пашию в конце лета 1941 года без вещей в одном платье, с двумя детьми на руках — младшему было всего шесть месяцев. Так и остались мои старшие сестры на всю жизнь вдовами.
Моего будущего мужа Виктора Павловича Стерлягова на фронт не взяли по здоровью (у него была сломана рука). Сначала он работал на заводе в помольном цехе слесарем, а потом его призвали в трудовую армию. Он почти всю войну проработал в Чусовом на строительстве доменной печи. В 1945 году его взяли в армию, отправили на фронт. Довезли до Калининграда — война закончилась, но его не демобилизовали, а отправили в Германию, где он прослужил два года. В Пашию вернулся в июле 1947 года.

60 лет прошло после Победы, а война помнится, не уходит это ни из памяти, ни из сердца. Только вот тех, кто пережил то страшное время, с каждым годом остается всё меньше и меньше».

Записала В.П. ЧУВЫЗГАЛОВА, заведующая Пашийской библиотекой, февраль 2005 г.

На фото: Галина Александровна