На фото: Советские солдаты с опущенными немецкими знаменами во время Парада Победы после окончания Великой Отечественной войны. Автор фото: Евгений Халдей
Источник фотографии и правообладатель сайт ТАСС: https://www.tassphoto.com/ru

Глава 45

— Одинзы, другинзы, тринзы, балынзы, — начинал дядя Саша на такой тарабарщине считать до десяти.

По детской наивности мы были убеждены, что если он сражался с японцами, то непременно должен знать японский язык. А любивший детей дядя Саша не хотел нас разочаровать. Вот и называл цифры якобы по-японски. Помнится, «японский» язык казался нам очень смешным.

Мы тогда нередко задавали своим родственникам вопрос: «А ты был на войне?».

— С немцами я не воевал, — отвечал дядя Саша. – Я стал солдатом, когда Гитлера уже победили. Меня отправили на войну с японцами.

— А трудно было с ними воевать?

— С немцами было трудно. А япошки… Драпали от нас эти япошки!

Дядя Саша, конечно же, бравировал. Впрочем, это укладывалось в официальную идеологическую установку тех лет: о войне, как о покойнике, говорить или хорошо или ничего. Наши потери на Дальнем Востоке хоть и были относительно небольшими, но только погибших там начитывалось больше десяти тысяч. А ведь эти павшие воины были чьими-то отцами, мужьями, сыновьями, братьями. Понятно, на Западном фронте советских  солдат полегло неизмеримо больше. Там счет погибших шёл на десятки миллионов.  

Дядя Саша был сыном сестры моего деда, двоюродным братом моего отца. Их семью, как и все русские семьи, во время Великой Отечественной войны не миновала беда. Помню, мы с родителями частенько бывали в гостях у живших невдалеке от нашего дома родителей дяди Саши – бабы Фузы (такое у нее было затейливое имя) и ее супруга Николая Андреевича. Николай Андреевич по православной традиции был крестным моего отца. Родители называли его на кусьинский манер.

— Пойдем к хрёсному, — говорили они, когда собирались к старикам в гости.

В небольшом, но добротно срубленном самим Николем Андреевичем доме на стене висело два обрамленных темными рамками портрета. На фотографиях были запечатлены солдаты в похожих на шлемы русских богатырей островерхих будёновках с нашитыми на них крупными звездами.   

— Это кто такие? – спросил я однажды у мамы, поскольку никогда похожих на портреты людей в доме «хрёсных» не видел.

— Старшие сыновья бабы Фузы и братья дяди Саши, — объяснила мне мама. – Оба они были танкистами и оба погибли в сорок первом году под Москвой.

Мне стало очень жалко этих молодых дядей, моих родственников, которые могли бы еще жить да жить.

—  А как они погибли? – продолжал допытываться я.

— Они были танкистами и сгорели  в своих танках.

— Сгорели?

— Да. С фронта сообщили, что они заживо сгорели.

До сих пор помню охватившее меня тогда чувство жуткого душевного трепета.

У разных поколений россиян своя память о войне. С годами она становится всё более абстрактной. По-своему помнят войну дожившие до наших дней немногие фронтовики, болезненней, чем нынешнюю молодежь, царапает эхо войны людей нашего поколения. Но и нам до конца не понять, каково приходилось на фронте и в тылу нашим отцам, матерям, дедушкам и бабушкам…

Из детства у меня не осталось воспоминаний о том, как отмечался День Победы. Даже семейные застолья, насколько помнится, собирались только на 1 мая и, как говорили тогда, «на октябрьскую» — очередную годовщину революции 1917 года. Лишь через два десятилетия после победы день 9 мая стал выходным, а впоследствии эта дата становилась всё более значимой.

Существует несколько версий, объясняющих, почему в первые годы после победы над фашизмом этому событию уделялось такое необъяснимо скромное внимание. Мне же кажется, что товарищ Сталин не мог не учитывать важнейшее обстоятельно. Еще не выплакали слезы по погибшим миллионы вдов, матерей, осиротевших детей. Как же праздновать доставшуюся такой ужасающей ценой победу? Следовало подождать, когда острота величайшей трагедии в народной памяти хотя бы немного сгладится. Ведь не случайно статистика потерь в годы войны долгое время оставалась строго засекреченной.

Партийным пропагандистам так и не удалось сформулировать вразумительную концепцию праздника Победы. А сделал это поэт Владимир Харитонов, создавший текст песни «День Победы». Слова «праздник со слезами на глазах» с камертонной точностью совпали с сердечными чувствами людей нашей страны. Советская пропаганда вообще зачастую выглядела неуклюже. Миф о непобедимой и легендарной Красной Армии поддерживался даже тогда, когда фашисты стояли у стен Москвы. А после войны насаждалось лишенное оснований противоестественное  представление о том, что едва ли не все красноармейцы проявляли такие же чудеса героизма, как бросившийся на вражескую амбразуру Александр Матросов. Рассказов вот о таких подвигах и ждали от участников войны те, кто не нюхал пороха. Что же могли рассказать фронтовики? Что на фронте их подчас охватывал животный ужас, что их товарищи под Сталинградом (и не только там) заживо замерзали в окопах, что в 1941 году, когда на фронтах царила полнейшая неразбериха, они попадали в плен и провели по три с половиной года в фашистском рабстве? Поэтому-то и не любили, как правило, ветераны рассказывать, каково там было – на войне.

Мне запомнилось, как в 1975 году праздновалось 30-летие Победы. Именно тогда в Горнозаводске улицу Парковая переименовали в улицу 30 лет Победы. Тогда же на всех предприятиях и в учреждениях впервые составлялись полные списки участников войны, а в коллективах накануне праздника чествовали ветеранов Великой Отечественной. Чествовали и участника войны первого секретаря райкома партии. В то время шла кампания борьбы с пьянством и алкоголизмом. Поэтому спиртного, разумеется, и на дух не было. Его постарались «вылить» даже из песни. Предполагалось, что все участники торжества хором исполнят песню:

Эй, встречай,

Крепче обнимай!

Чарочку хмельную

Полнее наливай!

Но отдел пропаганды и агитации райкома слегка подкорректировал припев. И чтобы не произошло разнобоя, всем раздали отпечатанные на пишущей машинке «правильные» тексты, в которых никакой « хмельной чарочки» в помине не было. Все-таки питали партийные органы неАХ, ВОЙНА, ЧТО Ж ТЫ СДЕЛАЛА…истребимую страсть в угоду генеральной линии партии даже в мелочах грешить против истины.

…А в доме, где висели портреты погибших в 1941 году братьев танкистов, уже давно никто не живет. Да и сам дом развалился. Сыновья бабы Фузы и Николая Андреевича ушли на фронт совсем юными. Не было еще у них семей, не осталось после них ни детей, ни  внуков. Честно говоря, не знаю, хранит ли кто-то сейчас их фотографии.

Владимир Верхолнцев

Продолжение истории «Кусья — поселок детства». Начало в прошлых выпусках газеты «Новости»

Продолжение следует